ALMA MATER II - "БРАТЬЯ СЕМИНАРИСТЫ"

В первой части рассказа о Семинарии не хватило места для части персонала, в частности, я не коснулся тех, кто нас кормил, оберегал, сидя в сторожке и водил грузовик. Имею в виду сестер монахинь, во главе с настоятельницей Софией, отца Прокуратора Михальца, которого потом заменил отец Юрий.

Хочу назвать по имени засохшего старичка ветерана Армии Краевой родом из Лиды, за скудные деньги водящего нашу машину по всем приходам епархии при сборе продуктов, собранных для нас прихожанами. На проходной сидел еще один водитель пан Текеляк, воспитавший сына-священника. Внешне он казался очень жестким и неприступным, но, несомненно, душу отдавал нашей Семинарии.

Среди профессоров были и миряне.

Фонетику преподовала нам преподовательница их Театральной Школы пани Марыся.

Пасторальную Медицину преподовал нам пан Ян Шафранец многолетний сенатор от правых.

Пан Шеляховский, человек, воспитавший несколько больных детей и ставший монахом на старости лет, преподавал латынь.

Стоит назвать имя отца Шлегера, который до нашего поступления был многолетним наставником семинарии и встречался нам во время воскресных проповедей на улице Ожешко.

Без всех этих людей рассказ о Семинарии был бы неполным и неправдивым.

Вот с трепетом приступаю к описанию всех запомнившихся мне семинаристов. Возможно, для кое-кого будет соблазном или сюрпризом то, что я собираюсь сказать, но стоит напомнить, что все мы, люди из народа, были приняты со всеми пороками, которые нам привила семья или улица.

В семинарии я застал диаконами семинаристов, которые начинали учебу в 1980-том году. Покинул я Семинарию в 1991-ом году, а это значит, что мне известны нравы всех семинаристов, которые обучавшихся в семинарии в течение восьмидесятых.

Это последние годы ПНР и последние поколения священников, канонически принадлежавших к вильнюсской епархии и проникнутых, вольно или невольно, вильнюсской традицией.

На каждом курсе было 10-20 студентов, следовательно, я знал около 200 человек, пытавшихся стать священниками. Многим из них это удалось.

Над текстом воспоминаний о Семинарии я работал в Китае, не имея никаких шпаргалок, сильно напрягал память, но кое-кого позабыл.

Часть описанных лиц не стало священниками, это были годы, когда за нами следили и на нас стучали наши же однокурсники. Кто-то не справился с учебой, кто-то не смог вынести целибат.

Несколько явных стукачей было отчислено. Кое-кто прошел через чистилище «академического отпуска» в ссылке на каком-то отдаленном приходе под присмотром настоятеля.

Некоторые из сосланных ныне здравствуют в ранге преподователей или миссионеров.

Кое-кто преждевременно умер.

1980

Это была эпоха выдающихся цензоров, или семинаристских старост. Склероз стер из моей памяти их фамилии. Один из них – это диакон Войтек, который после докторантуры в Люблине стал библеистом. Другой – диакон Стас из Юхновца, которого рукоположил в Люблине в 1987г. Иоанн Павел II.

Это семинаристы, которые прожили четыре года обучения в спартанских условиях на улице Ожешко. Когда переехали на улицу Варшавскую, условия по-прежнему не были идеальными. Переезд был поспешным. Их решение принять священство формировалось в атмосфере польского августа.

Типичным представителем этого потока был диакон Роман, который как раз возвратился из Беловежья, где в основном семинаристы «проходили» предоставленный деканом отпуск на практике. Трудно сказать, как он выглядел до отпуска, но возвратился белехоньким. Седина очень контрастировала с его молодым лицом. С сасмого начала у меня сложились хорошие отношения с диаконом Гжегожем, который дружил с нашим сеньором Ричардом. Гжегож был опекуном семинарского братства. Он очень точно и быстро понял, что я не принадлежу к богатым и потихоньку поддерживал меня из специального фонда. Каждый семинарист-первокурсник был подшефным и имел персонального «шефа» обычно из числа диаконов-шестикурсников.

Моим шефом был назначен диакон Яцек Томкель. Это был человечек небольшого роста с круглым лицом, большими очками и буйной копной жестких «конских волос». Мне нравились в нем две вещи: теплый1 восточный тембр голоса без акцента и позитивный стиль высказываний о всех людях, в частности, о настоятелях. Я был удивлен, потому, что в светских вузах мы обычно начинали с того, что поливали грязью всех преподавателей. Каждый авторитет следовало немедленно разрушить. Но по сути, большинство семинаристов той эпохи относилось с уважением к настоятелям. Яцек, как и диакон Ромуальд Балюновский, перевелся в Белосток из Озарова, Вероятно, еще там поступили в орден Паллотинов, не долго там не задержались. Яцек выполнял обязанности органиста, а значит, был одарен музыкально. Каждый понедельник перед вечерней молитвой он репетировал с нами литургические песни.

По оценке некоторых гостей, наша Семинария пела лучше всех в Польше. У меня такое впечатление, что это была не дань вежливости, а искренняя оценка. В этом немалая заслуга моего шефа.

До сих пор удивляюсь, как удавалось ему поддерживать дисциплину в часовне, и как охотно семинаристы следовали его наставлениям.

Яцек не отличался красотой, но, несмотря на это, был любимцем молодежи и настоящим харизматическим лидером, как знать, возможно, гипнотезером… Я не раз убеждался в этом, когда он дважды брал меня в Довнар и раз в Тыльманову, неподалеку от Кросценка.

Его проповеди и беседы – это сеансы гипноза, я сам не раз подчинялся их влиянию и очень их ценю.

Диаконов было больше, чем первокурсников, поэтому мне не удалось всех их запомнить. Был диакон Янек из Кузницы, ростом и фигурой похожий на Яцека, копна волос немного другая и акцент сильнее.

Из окрестностей Кузницы был также мой сеньор Ричард Пуциловский. Мы жили в соседних комнатах. Задача сеньоров заключалась в том, чтобы по-дружески наблюдать за нами и формировать нас. Он был довольно доброжелателен, но настойчив. Уже тогда у него были жиденькие белые волосы и явную тенденцию к облысению. Вызывал уважение, но не страх.

Он приучил своих подопечных творить вечернюю молитву и всегда ложился спать в 10 вечера, к чему и нас старался приучить.

В двух других лагерях жили сеньоры Лешек Струк и Здзислав Карабович. У Здзислава период служения диаконом затянулся в связи с болезнью. Однако, профессора очень ему доверяли, поэтому ему поручили нескольких первокурсников.

Самый лысый из всех диаконов – о. Збышек Снарский – импонировал нам как «лагерный туз». Он был одним из лидеров харизматического движения, которое испытывало определенные трудности, которое существовало вопреки скептическому отношению духовного отца.

Со временем Збышек сам стал духовным отцом, и, думается, что для семинаристов-харизматиков это наступили добрые времена.

В этом потоке преобладали Белостокцы, и они задавали тон.

1981

Численно это был самый скромный поток, в нем были выдающиеся индивидкалисты. Кажется, я всех их помню…

Самый миловидный и немного женственный о. Гжегож Борачевский.

Другой студент этого потока – это сын упомянутого выше вахтера (похожего на генерала Ярузельского), замкнутый, чваный, но симпатичный с виду и не менее миловидный блондин о. Войтек Такеляк.

Еще один плейбой из Крипна, это мой «родственник» Марек Вишневский, такой же симпатичный как предыдущие, величайший юморист и балагур. Наименее симпатичным с виду, но очень характерным был Гжегож Кашуба. Священник, который, как и я, будучи семинаристом, исполнял роль шута. В настоящее время, насколько я знаю, он проходит лечение от алкогольной зависимости. Это такое популярное в Польше заболевание, поэтому думаю, что правдивая информация никого не шокирует. Может, полезно знать, какие разные судьбы ждут беззаботных семинаристов в будущем.

О. Грелецкий как шеф философского кружка мимикой и словом подражал о. Гладчуку, своему мастеру.

Войтека Поплавского, лысоватого, рыжеволосого, веснущатого, называли «рыцарем», потому что он руководил «Рыцарями Непорочной».

Нам он казался как бы не от мира сего. Флегматичный, замедленный в речи и движениях. Однако умел быть настойчивым, точным и даже педантичным.

Еще более флегматичным был харизматик Андрей Валендзик. Я видел, как он часами стоял на коленях во время частного поклонения Святым Дарам. Хрупкий. Болезненный астеник, он был воистину верующим, и наверняка, не изменился.

Был там парень из Чарной, названный «Председателем», красивый блондин с орлиным, как у Косцюшко, носом. Он должен был ехать в «Деканский отпуск», но по какой-то глупости уехал в отпуск к родственникам в США, там через несколько лет стал священником и прислал нам поздравления, торжественно зачитанные на общем собрании.

О. Анджей Довгерт, худощавый, с орлиным носом и острым языком, нервный семинарист из Сокулки, иногда приглашал меня на папироску, а однажды пригласил в местную мечеть. Он писал магистерскую диссертацию о польских татарах и там собирал материал о них.

Чин диакона и освящение получил с опозданием, потому что год провел «на деканате», на этот раз в «Зверинце», а не в Беловежье. Там в последний раз угостил меня сигаретой. Пойманный на горячем своим духовным наставником, решил окончательно покончить с курением. Прошло 20 лет, и стресс оказался результативным, поэтому за сигареты я Анджею благодарен. Со временем он попал на миссию в Африку, и хотя я не получаю от него известий, полагаю, что он хорошо справляется.

Вместе с этим потоком рукоположение принимали еще два «несчастных» однокурсника наших сеньоров, называемые «птицами» – один из Суховольского прихода, к сожалению, не помню его фамилии, другой – из Монек, о. Небжидовский.

Возможно, в недозволенное время они навещали знакомых в том же доме и на той же лестничной клетке, где жил ректор Мечислав Свидзиневский. Встреча лицом к лицу на «самоволке» стоила им потери целого года. Тем не менее, они стали священниками и хорошо справляются. О. Небжидовский служит в Польше, его коллега прошел Африку и, кажется, осел в Америке.

Многие из тех, кто прошел «деканат» стали хорошими священниками и даже миссионерами.

1982

Петр Касперчак, ныне живущий во Франции, был наш infirmerem (медбрат), то есть, раздавал нам лекарства и оказывал первую помощь при головной боли или простуде. У нас была для этой цели комнатка, называемая infirmarium (изолятор). Там надо было тихо лежать пластом, потому что этажом выше жил наш ректор, который мог придти и проверить, почему больной не лежит, а орет. Петр уже в те годы, как и многие выпускники Суховольского лицея, увлекался французским языком и, видимо, увлечения не поменял.

В том же потоке был семинарист Войтек Марат, кудрявый, неуравновешенный сангвиник с густой щетиной на лице и огромными очками. Став священником, он попал в крупную автокатастрофу и долго лечил перелом колена. Он долго ходил на костылях и не мог полноценно работать в приходе, поэтому епископ дал согласие на его поступление в докторантуру Люблинского Католического Университета. Как и у многих однокурсников, у него был талант актера. Именно он совместно с семинаристом по кличке Сократ создал пьесу в честь святого Казимира, которую поставил весь курс в день открытия Семинарии в честь 400-летия смерти святого.

Следующий однокурсник – художник по имени Сильвестр Шилюк, который перевелся в нашу семинарию из Познани от Христусовцев. Он увлекался творчеством Норвида и литературой вообще. Совместно с Сильвестром выпустили мы в 86 году первый номер студенческой газетки под названием «Феникс». Тогда впервые увидели дневной свет мои стишки и рисунки тушью.

На том же курсе был еще «старик», пан Стас Слюсарек, который до самой пенсии проработал преподавателем физики в Энергетическом техникуме, навыки профессора остались у него до конца. На молитве и в своих студенческих проповедях постоянно делал он ссылки на физические феномены, сопровождая свои слова яркими жестами, те которые видели это укатывались со смеху. Интересно, что его однокурсниками в семинарии были иногда его бывшие студенты с техникума.

Хочу вспомнить семинариста Адама Снарского, который поступил в семинарию после армии, и ребята дали ему прозвище «ефрейтор».

Семинарист Андрей Масловский запомнился мне как автор магистратуры о белостокских униатах из прихода «Святая вода». Я с любопытством рассматривал у него копии «русских метрических книг». Он был родом из белостокского прихода «Святого Казимира» и сразу после рукоположения попал в тяжелую автокатастрофу, и похоже как Войтек Марат, принялся сочинять докторскую.

На курсе был семинарист по кличке «Стрий» из Тыкотина. В священстве «Стрий» пристрастился к спиртным напиткам, что пришлось лечиться.

Кантором на этом курсе был парень из числа харизматов, очень «набожный» однако не уверенный в своем призвании, поэтому не дождавшись дьяконского сана вступил в брак с местной катехеткой и сам занялся тем же делом.

Следующий семинарист покинувший этот курс по удивительной фамилии Андроник, действительно отставал в учебе и отсутствии дружеских отношений с кем либо.

1983

Достаточно многочисленный и сплоченный курс семинарских «хулиганов». Они никогда ни на чем не попадались, хотя частенько нарушали всё и вся. На удивление все они своевременно сделали магистратуру, кто по литургике, кто по истории. Оба эти направления считались престижными. Одному семинаристу Карсабуле даже удалось сделать докторскую по истории и заменить своего профессора на посту преподавателя. Эти семинаристы сделали красивую пьесу в подвальной части храма Святого Войтека с применением пиротехники. Обычно на семинарские сценки приглашается духовенство и монахини нашей епархии. Священники во время этой пьесы держались мужественно, но когда отваливался камень от гроба Господнего, с эффектами взрывающейся ракеты большинство монахинь стало громко пищать. Все эти ребята любили играть в футбол и ходили на соревнование как «один муж» всем составом. Лучшими нападающими были Марек Станкевич, нынешний миссионер в ЮАР и Богдан Поплавский, оба невысокого роста. Примечательно, что белостокская семинария совместно с дрохиченской в соревнованиях семинарских команд превосходили без труда такие «великанов» как Тарнув, Краков или Варшава. Порой приходил я на эти соревнования в качестве зеваки и внимательно наблюдал будут ли ребята материться, если произойдет фоуль. Пикель Григорий это очередной футболист невысокого роста, в жизни эрудит и эксцентрик. Следующий по имени Андрей из прихода в Ходоровке с лицом в прыщах был самым веселым и бесшабашным.

Семинарист Ранковский со временем настоятель в Чарной Белостокской и строитель нового прихода Иисуса Милосердного. Уже в семинарии ему было присвоено звание и переданы функции настоятеля. Титул настоятеля присваивался тому семинаристу, который отвечал за закристие и порядок в часовне.

Семинарист Антоний Паничко, преждевременно облысевший и ожиревший, не годился на роль спортсмена, зато был хорошим заводилой на всех вечеринках.

Анджей Бжозовский, великан, чуть ниже Збышка Коробовича, но хороший кандидат в баскетбольную команду.

Ричард Крутуль, возрастом старше нас, был очень солидным и «намоленным» человеком, но судьба его сложилась так же, как судьба харизмата со старшего курса.

В стороне от свех держался семинарист Збышек, переехавший к нам из Седлецкой епархии. Он был отчислен из Седлец в связи с состоянием здоровья, но могли быть и другие, неизвестные нам причины, так как став священником, он вел себя еще более странно, чем в Семинарии. За плохое поведение он был временно отстранен от служения. Его настоящеий статус мне неизвестен.

1984

Юноши, поступившие в семинарию в юбилейный год святого Казимира, первыми заполнили холодные и недостроенные стены нового здания семинарии. Уроки, как у Бенедиктинцев, переплетались с трудом. Прежде, чем получить сутану, нужно было обзавестись рабочей одеждой. Семинарский цензор в трапезной во время обеда каждый день торжественно зачитывал список «волонтеров», и если кто-то желал потрудиться вне очереди, это очень поощрялось. Старостой этого курса был Марк Цеслюк, невысокий, рахитичного телосложения рыжий тип. У него было семеро братьев и сестер, он отвечал за организацию взаимопомощи под названием «братняк». Он был отличником, особенно ему удавалась латынь. На сегодняшний день он преподаватель этого предмета.

Неформальным лидером на этом курсе был Дарек Матеушек. Именно он агитировал однокурсников что бы на каждом перерыве собираться и пить совместно кофе. Этот человек велик размерами и чувством юмора сегодня является сотрудником церковного суда в епархии, а значит он юрист.

Збышек Речко противоположность Дарка по внешности и характеру, известен своими скороговорками и музыкальным талантом. После Яцка Томкеля принял он пост органиста и достойно продолжал его труды. Будучи на четвертом курсе поддержал меня третьекурсника в плане музыкального оформления средневековой сценки о литовском короле Мендоге. Збышек увлекался скаутингом и всеми патриотическими мероприятиями. Немногословно он делал большую работу. В частности нашел на чердаке уголочек в котором устроил для нас всех удивительной красоты помещение для чаепития.

Семинарист Юрий Кольнер – худенький блондин с носиком как клюв у петуха стал нашим очередным кантором.

Похожий на Юрия по внешности Кшиштоф Рудинский из Суховоли пошел следами своего земляка Петра Касперчака и трудится ныне во Франции.

Кшиштов Романовский из Старосельц один из отличников долгие годы в священстве провел в Германии.

Семинарист Фред Романовский – лысый, веселый, с огромными глазами, которые увидев среди ночи могли бы сильно напугать. Зная его шутки, перестаешь думать о его внешности Франкельштейна.

Загадочным семинаристом был Григорий Болтручук. Держался он всегда в стороне, но когда люди шутили, он присоединялся со своим удивительным «хрюканьем».

Веслав Конджёр – тихий и непредсказуемый. Неплохо играл на гитаре, закончил в Варшаве миссионерские курсы и уехал на 5 лет на Филипины. Вернулся на краткое время и опять улетел на этот раз в США.

Очередной выпускник варшавской миссионерской школы – Юрий Красницкий, называемый «Драконом», сегодня он в ЮАР.

На этом же курсе оказался мой однокурсник Андрей Какареко. Пришел он в нашу семинарию с титулом магистра юриспруденции. В короткое время прошел, все экзамены за 2 года и перевелся сразу на третий.

С этого курса в обмен вернулись на низший курс, т.е. наш два семинариста, которых коснулся академический отпуск, говоря по-русски «ссылка» - Андрей Соколовский известен как Петр и Юрий Роецкий, называемый «педантом». Во время «ссылки» им попались хорошие опекуны, которые дали им положительные характеристики, после чего они могли продолжать свой путь к священству.

1985

Начну с того, что именно тот год когда мы начинали учебу, в Советском Союзе началась Перестройка, на Украине впыхнула Чернобыльская Атомная Станция , Вселенская Церковь готовилась к третьему тысячелетию объявив Год Марии. В Польше по второму кругу путешествовала копия чудотворной Ченстоховской иконы.

Атмосфера этих времен была удивительной. Мы еще не очухались от военного положения и мученичества отца Ежи Попелущко.

Продолжались путешествия Иоанна Павла Второго по миру а также явления Царицы Мира в Меджюгорье.

В польских церквях собирались актеры и вся интелигенция на так называемых «Неделях Культуры». Вот именно в такой обстановке стартовал мой курс, среди таких событий возникали и крепились призвания моих ровесников.

Было нас одинадцать парней, и нас разместили в трех «колониях», каждая из них наподобие трехкомнатной квартиры. В каждой из колонии телефон внутренней связи (с библиотекой, преподователями и между студентами), что сильно экономило наше время и ограничивало путешествия по лабиринтам громадного строения. В каждой колонии свой туалет и балкон. Каждая из трех комнат предусмотрена на трех хозяев, но по сути центральную обычно, там, где жили первокурсники занимал диакон с шестого курса, которого звали мы сениором, и который должен был следить за порядком. Таким образо жили мы о четверо в колонии плюс диакон.

После первого семестра в нашей колонии стало одним семинаристом меньше. Не успевал он изучать латынь, в добавок выяснилось что у него нет степени бакалавра, которая в Польше дается после окончания лицея или техникума в связи с защитой так называемой «матуры».

Нашим сениором был диакон Ричард Путиловский, соседними колониями заведовали диакон Лешек Струк и Здзислав Карабович. Самые высокие ребята в епархии.

Меня в начале называли Брежневым, так как носил я густые брови и интересовался сильно Востоком. Старшекурсники придумали мне со временем кличку Латыш и пользовались ей параллельно с кличкой Степа, перекочевавшей следом за мною из Опольского Пединститута.

Наш курс в отличие от старших коллег был холодным, мы не были дружны, все однокурсники замкнуты и эгоистичны. Ситуация постепенно менялась, но вобщем-то мы отличались от других курсов количеством и качеством в худшую сторону.

Атмосфера сгущалась и в силу моего прошлого, о которым надо было молчать и бытовали разные версии обо мне от шуточных до вражеских. Я сам пологал чтог несомненно братья коммунисты прикрепят за мною кроме куратора еще и хвост внутри семинарии и пытался вычислить кто из моих однокурсников подал заявку в семинарию следом за мною. Таких парней по моим сведениям было двоих, так как в момент моего поступления было нас 9 человек. На мой вкус им мог быть товарищ из города Моньки. Следом за ним постоянно тянулись аферы, но с каждого ливня выходил он сухим и это дополнительно настороживало.

Парень сдался только на пятом курсе пол года до принятия дьяконского звания.

Было аж трех парней из городка Домброва Белостокская. Братья Янек и Чеслав, которых учеба тянула в последнюю очередь. Бодьше увлекались спортом и музыкой и явно прятались от армии. Были довольно лояльными людьми, но в силу неуспеваемости в той же латыни после второго семестра были отчислены.

Третим парнем из Домбровы был родной брат священника, Френк Валенцей. Имел усики как Пилсудский, любил петь и сам с собою беседовать. Какое то премя проработал учителем в начальной школе, и это дало свй отпечаток. У него тоже были проблемы с латынью, но смог он добраться до финишной меты в один год опоздав в связи с академическим отпуском, то есть ссылкой, в которую был сослан после второго курса.

Петр Соколовский, занявший место Френика, человек мягкого сердца и актерского таланта. Любил иногда посплетничать, устанавливая рейтинги профессоров и отдельных семинаристов. Согласно его сведениям мои рейтинги сильно выросли на третьем курсе но потом произошло сильное падение. Он тоже хорошо разбирался в современной музыке и делился со мною пленками кельтских ансамблей.

Юрек Роецки, о котором уже намекнул я выше, был всегда специялистом по фотографии, сляйдам и по черному юмору. Это ему отказали на последнем курсе в рукоположении, что стало на многие годы сериозной сенсацией.

Великий ростом Дариуш Каминский, который всю жизнь собирал отрицательные баллы за свою внешность и женские нравы, но из-за успеваемости в учебе нравился профессорам. Ныне он трудится в Америке.

Кшиштоф Болеста, однокурсник, попавший к нам после армии. Тожи низок рейтинг но к последнему курсу подтянулся и стал вице-цензором по хозяйственной части. Это ему по плечу.

Семинарист Зезюля, тихая вода, карьерист. Не сразу это стало понятно, долгие годы притворялся моим другом но как священник добившись высокой позиции в правлении епархии стал мною пренебрегать и шутить ровно как и большинство епархиальной публики принявшей меня «чудиком».

Самым одаренным однокурсником был Петр Яроцкий, который покинул нас на четвертом курсе. Забрал любимую девчонку в США и со скандалом улетел искать счастия за океаном. Якобы вернулся и достает всех своих знакомых священников предложениями сотрудничества со страховой компанией, которую ныне представляет в Белостоке.

1986

На низшем курсе имел место еще один удручающий случай. Поступили тогда в семинарию два парня с ярко выраженной гомосексуальной ориентацией. Темноволосый Казик, который истерически вел себя на дежурствах возле алтаря и его напарник кажется Григорий. Удивляюсь терпению наших профессоров, которые терпели весь год издевательства со стороны этой парочки. Легко догадаться как сильно их присутствие разлагало дисциплину и самочувствие однокурсников.

На курсе было несметное количество студентов, грубо за двадцать. Очень многие не взирая на ссылки все же доползли до рукоположения. Ребята были на удивление способные и дисциплинированные. Колорита добавляли два мужичка из седлецкой епвархии пришедшие в нашу семинарию на третьем курсе Стахо и Дарек. Оба парня высокого роста и интересных взглядов. Стахо соперничал со мною в качестве семинарского шута. Дарек колпортировал все время литературу из-за кордона с текстами довольно сильного национального привкуса из довоенной группировки Стефана Дмовского. Дмовский в отличие от Пилсудского выступал всегда сторонником России и соперником Германии. Оба считались великим патриотами, но оба совсем по-другому, непримиримые соперники.

Еще два парня из прихода в Сокулке и Кузнице Белостокской. Войтек и Петр называемый Паровозом, два великана, умело пользовавшиеся слабинками профессоров во время лекции.

В данном случае не были то люди купленные но эффект их детских игр тоже мог быть разлагающим. К шуткам Войтка и Праовоза, присоединялся, как правило, семинарист «Глина», кличка создана по фамилии сочетающейся в польском языке с неуважительным словом «мент». Дядя семинариста однофамилец Глинко, был довольно колоритным священником в городке Чарна Белостокская, частично облегчало это задачу получить рекомендации к рукоположению, однако сам парень сделал многое, чтобы этого не случилось и похоже нашему Петру Яроцкому, приземлился в США, с какой то Лэйди.

Дарек Войтецки, человек педантичный и принципиальный. Ныне префект семинарии. Тогда умело подобрал себе тему к магистратуре, защищался по трудам Болеславы Лямент, которую в канун защиты объявили блаженной, первой в истории жительницу Белостока.

Семинарист Томек, тоже высокий с веснушками, хотя никакой не вундеркинд однако ныне сериозная фигура в епархии и преподователь. Его смекалка, поездки в Словакию.

Семинарист Проневский из Кнышина, тихий но куртуазный парень знющий себе цену, переплюнул всех однокурсников став Ректором семинарии.

Андрей Хутковский, семинарист имевший в миру близнеца.

Адам Шот, ныне епархиальный архивист.

Веслав Шанцило. Человек о внешности пышечки, самовлюбленный с тенденцией подхалима. Рос с «предназначением» миссионера Востока. Далекий родыч архиепископа Кондрусевича. Соблазнили парня рукопологаться в Москве. Говорилось тогда что он там и останется и сам он подгревал эти сплетни, но никуда он из Польши не уехал видно своевременно заметив, что в России карьеры в материальном плане не сделает.

Пару сезонов исполнял роль опекуна больных семинаристов – «Инфирмера». Организовал тоже поездку семинаристов в Италию, чем здорово всех удивил.

1987

На курсе 1986-го года был семинарист по кличке «доцент», однако по-состоянии здравия задержался на целый год. Кличку дали ему, потому что ранее работал он мед братом и хорошо разбирался в лекарствах. Вскорее от семинариста Шанцило перенял он должность инфирмера.

На курсе 1987 было аж трех парней из городка Чарна Белостокская: Петр, Григорий и Радек. Радек перешел к нам от Паллотинов, и сделал блескучую карьеру, отучившись после семинарии в Италии стал преподователем и личным секретарем епископа Озоровского. Григорий Неналтовский спокойный, степенный, добрый. Петр Радкевич скорее наглый парень. Называли его скаутом, и это немного оправдывало его кличку «скаут». В священстве жил и знаю это только по-наслышкам, неискренне. Болел и скончался в таинственных обстоятельствах то ли дома у родителей то ли на квартире в городе.

Еще один педант в плане внешности и женственности Веслав Кулеша. Пришел в Семинарию после политехнического института, но поблажек в учебе по этому поводу ему не давалось.

Был на этом курсе старик «чеснокояд». Доводилось мне вместе с ним сидеть за одной партой в часовне и нюхать запах такого типа, это превосходило мое терпение. Очень сильно переживал он за свое здравие и именно этот аргумент привел его к решению сдаться. Существует версия, что через несколько лет он, где-то рукопологался.

Был на этом курсе выпускник Низшей Семинарии в Непокалянове Юзек Хитрук. Что-то в поведении парня сходилось в смысле с его фамилией…

Был он тоже в академическом по поводу неуспеваемости по латыни, но все же вернулся и ныне он священник.

Имели на этом курсе еще парня обучавшегося в семинарии отцов Паулинов Ченстоховских. Андрей Хорачий стал со временем Директором благотворительной организвции «Каритас», а значит очень влиятельной фигурой в епархии. Этот семинарист согласился после меня взять на себя опеку за огород. Вместе мы тоже посещели занятия по религиознавству у отца Панкевича а потом профессора Генриха Церешко. Став викарием в приходе святейшего Сердца Иисуса в Белостоке, снабжал меня литературой, образками и всякой полезной мелочью.

1988

Заглубляясь на территорию все младших курсов замечаю я со стыдом что все меньше помню об этих ребятах. Это наверно процес заключающийся в том что старшекурсников мы все наблюдали повнимательней стараясь чего то полезного набраться, младших во внимание не бралось, как будто там ничего пеутем интересного нет. Вместо фамилии помнятся мне чаще клички, иногда запоминаю фамилии без имен или наоборот.

На этом курсе выросли аж три миссионера: Артур Самсель, Якуб Радзивоньски и семинарист Кондзер.

Некто «Джорж», ставший преподавателем. Семинарист «Мишка», «Губки», Роман-очкарик и литовец Голдын.

Все это одаренные люди. Помню их лица. В те годы популярными были посещения средних школ семинаристами с целью засвидетельствовать о своем призвании и ободрить потенциальных кандидатов к поступлению.

Я частенько пользовался возможностью свидетельствовать, так как в эти дни семинарист освобождался от скучных лекции. Вот почему некоторые парни на этом курсе предположительно «мой улов».

1989

Последний комментарий про ловлю призванных еще больше отнести мог бы я к курсу 1989 года. Тогда-то я стал оставаться на «зимние» четырехдневные каникулы после сессии, используя время как опекун на молодежных реколлекциях.

Один из участников реколлекции, молодой парень руководящий хором в парафии Старосельце на каникулах, которые я провел в качестве диакона именно на этой парафии неожиданно, завершив учебу в средней школе…умер. Предположительно он должен был поступать учиться в семинарии.

На реколекциях запомнились мне еще два великана из этой парафии: Алек Доброньский и Бронек Вонсовский. Еще помнится мне одна пара друзьей: Петр и Дарек Соколовски из кафедрального прихода. Реколлекции вел отей Островский, и он же их на них направил, так что ловцом этих душ мог быть именно он, но присутствовал я активно в этом процессе и очень рад этому.

Добавились на этот курс два парня из Белоруси, что стало ярким подтверждением перемен, которые с огромной силой проходили в СССР. Они же мне помогли летом пересекнуть впервые в жизни границу империи, и провести там время летних каникул на стажировке.

1990

Вот и мои последние наблюдения о коллегах семинаристах

На этот раз мне довелось стать сениором в той же самой колонии, с которой начал я свое путешествие по этажам Семинарии. Каждый ведь год семинаристы менялись комнатами, и иной семинарист попадался спутником по распределению.

Первокурсников было так много, что одного сениора пришлось набирать на пятом курсе. Кроме того, не дано было нам поселиться в одиночных комнатах. Вселили сениорам по первокурснику, что создавало некоторые неудобства, тем не менее, жаловаться нечего, слава Богу в Польше хватает кандидатов к священству.

Моим напарником оказался юноша из Ружаностокской парафии Юзек Козловски. Талантливый юноша, который со временем оказался на докторантуре в Италии.

По-соседски жили два парня Томаш и Дариюш из Сокулки называемые «пакерами» в силу атлетического телосложения и увлечения «бодибюльдингом».

Дариш поступал вторично, Томаш следом за другом. Когда их выгнали, они поперлись в США в городок Орчард Лэйк, там польская семинария приняла их, но и там им не сиделось. Окончательно Дариуш принял рукоположение в епархии Элк на Мазурах, совсем неподалеку от Белостока. Встретив я его узнал, что планирует он переехать на Аляску. Хотелось забрать его в Сибирь, но не получилось.

На курсе было аж трех парней о схожих фамилиях Войтах и Войдах.

Один из них стал миссионером в Аргентине, Станислав из парафии Моньки, оказался родным братом учительницы в парафии Долистово, куда меня отправили сразу после рукоположения.

В моей колонии жили еще семинарист Лукуть, который восхитился моим обычаем быть донором крови и после многих лет при встрече похвастал, что продолжает сдавать кровь.

В этой группе новичков помнится мне семинарист Антоний, который ныне на слуху как нечто вроде епархиального подвижника и шута одновременно…недалеко пало яблоко от яблони. Из этого курса нашлись смелые парни, которые навестили мне в России. Инициатором поездки был семинарист Андрышак, который навещал меня дважды. Первый раз в Батайске как студент четвертого курса, второй раз в Азове уже как священник. В 2000-ом году приехал он в Россию в качестве Духовного Наставника Петербургской Духовной Семинарии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вот мои воспоминания из Alma Mater, такая быстрая пробежка по альбому с фотографиями. Заметки для себя и для других. Для всех тех, кто разбежались как птицы по всему свету, кто куда: Франция, Германия, США, Аргентина, Африка, Россия, Белорусь, Украина…

Во многих уголках Польши есть тоже «наши» люди в качестве священников или мирян.

Когда-то заметил я фотографию однокурсников отца Бенедикта Звебера, миссионера Маринолла, в группе одетых в рясы людей стояло пару светских мужчин. На вопрос кто же они ответ: те кто, закончив семинарию, остались в миру или даже такие кто покинул священство…Они всегда приезжают праздновать праздники однокурсников вместе с нами.

В Польше не всегда удается собрать однокурсников священников. Еще сложнее было бы собрать тех, кто приняли на себя неблагодарную роль «беглых» из священства. Ведь и такие есть среди нас, и никто не застрахован.