Мой дар на год Розария

О том, что Папе Римскому должны вручить Нобелевскую премию, поговаривают давно. В этом году в очередной раз такую новость мне сообщили две расстроенные польки, которые навестили свою тётю в Донбассе накануне её смерти. После этой смерти и похоронной литургии, я стал расспрашивать в такси, были ли по телевидению какие-нибудь сообщения о Святейшем Отце. Да, сказали мне, но только о состоянии здоровья. Он вроде уже в агонии. Такой ответ меня удивил и заставил задуматься.

Паника в Броднице.

Теперь, когда я внутренне готовлюсь принять самую страшную новость, что Папа может нас никогда не навестить, не успеет утешить или рассмешить, как это бывало частенько… мною овладевают чувства, схожие с теми, которые я испытывал 25 лет тому назад, будучи восьмиклассником. Я отнёсся к этому нормально. Некоторое время спустя оповестили о смерти его преемника – это уже заставило призадуматься. Когда Папой избрали поляка, я стал размышлять: „Что делать?” потому что принял это близко к сердцу. Многие мои земляки отнеслись к этому событию с таким же вниманием.
Говорят, что один из неотъемлемых признаков любви – память. О любимом человеке знаешь всё. Всем интересуешься, с радостью запоминаешь подробности и часто к ним возвращаешься. Папу Римского до его избрания я совсем не знал, но когда в костёле сказали, что умер Иоанн Павел I, я запомнил все подробности – где стоял тогда, людей и атмосферу того момента. Мне было грустно, что умер только что избранный Папа Лучанни… мне тогда было 15 лет.
Весть о выборе поляка застала меня на ступеньках бродницкого лицея. Как раз окончились каникулы, начался новый учебный год. Я стоял, кажется, на двадцатой ступеньке, а моя собеседница Ева из второго класса немного ниже, радостно объясняя, что наш земляк избран Папой. Но не могла вспомнить фамилию. Помню яркий свет в окне общежития, в это мгновение показавшегося мне загадочным раем.
Первая мысль под влиянием этой новости: „Она, наверное, шутит!” Вторая: „Такой грешник, как я , недостоин такого земляка. Надо что-то сделать. Я давно не исповедовался. Пусть это будет подарком для него”…
Обещания сопляков мало значат. Не помню, пошёл ли я к исповеди сразу или немного позже. Но помню, что в воскресенье, когда Войтыла торжественно выступал в должности Папы Римского, я пошёл в телевизионный зал, а не в костёл (как большинство поляков) и вместе с маленькой группой жителей общежития сидел удобно, как болельщик, глядя, как воспитательница набожно и тихонько поднималась и становилась на колени вместе с толпой на экране. Вот такое было начало. Не забуду его никогда.

Покушение

Прошёл год. Я был в разладе с самим собой. Импульсов для перемены жизни мало. Паломничество Святого Отца в Польшу было лишь предлогом, чтобы отлынивать от учёбы. Мы уговаривали учителей включать телевизоры во время учёбы и многие соглашались.
Потом образовалась Солидарность. Тогда я ещё не замечал связи между двумя этими событиями, но люди постарше и поумнее очень переживали, и эта атмосфера невольно передавалась другим. Хотелось быть по ту сторону.
Весной умер кардинал Стефан Вышинский. Все ожидали, что Папа приедет на похороны, но ему помешало покушение. Я всё ещё ничего не понимал, но события увлекали за собой, и уже не было сомнений – хочу быть патриотом. Всё чаще посещал храмы, пока ещё пустые, как знак вопроса. Воскресная св. Месса – это было как раз то время, когда я ехал домой или возвращался в общежитие, так что имелось „оправдание”, чтобы на неё не ходить. Покушение повлияло так, что я решил не пренебрегать уроками катехизиса.
Это было в последнем классе лицея. Я поменял школу и стал учиться во Влоцлавеке. 1981 год – военное положение и мучительное ожидание: „Впустят Папу или не впустят”.

Мамины слёзы.

Я сдал экзамены на аттестат зрелости, провалился при поступлении в ВУЗ и весь год „бродяжничал”. Но именно тогда Папа навестил мой дом… пришёл, когда мне было очень тяжело, и когда я совсем не был к этому готов. Так я воспринял второй визит Папы на Родину – в маленькой комнатке своего дома в Скрвильне. Когда Святейший Отец спускался по трапу, мама истерически плакала, а я злился на неё и на себя, что уже не умею этому радоваться. И знал, что права она, а не я, и опять почувствовал, что надо идти исповедоваться, что не для меня был избран папой такой замечательный человек, что не ко мне он приехал, а к маме.
Он приехал даже к утомлённым работой водителям – часто, путешествуя автостопом, я слушал в их машинах сообщения о паломничестве Папы по Польше, в которой продолжалось военное положение.
Вскоре я поступил в пединститут в Ополе, но это было не то, чего я хотел, поэтому знал заранее, что не избавился от своим проблем – рано или поздно они вернутся.

Варшава – 1987 г.

Будучи выпускником курса философии Высшей Духовной Семинарии в Белостоке, я уже не испытывал угрызений совести, когда ехал на встречу с папой на встречу в Варшаву. Иллюзий я тоже не имел. Я был на третьем курсе, а мои сверстники тем временем уже расхаживали в сутанах и причащали людей на площади Победы. Они „были близко”, а я от усталости уснул на газоне. Вдруг раздался свист и я услышал усиливающийся шум… так реагировала толпа, а я всё ещё не был готов, чтобы радоваться всем сердцем.

Белосток – 1991.

Только после рукоположения мне удалось быть ближе к Папе. Но он казался недосягаемым, великим. Говорил что-то об экуменизме и блаженной Болеславе Лямент, о седьмой заповеди. Входной билет на встречу у меня был, но я замешкался – слишком долго раздавал причастие, потом встретил знакомых сестёр из белорусского Щучина – в итоге опоздал и упустил возможность встретиться с папой в камерной обстановке. За остальными визитами Святейшего Отца я следил уже в России… особенно в 1999 г. (на видеокассете) и в 2002 г. – в корейском городе Наджу.

Астана – 2001.

В 2001 г. совершилось освящение костёла на Сахалине и еп. Мазур предложил мне съездить в Астану. Там у меня появилась реальная возможность подойти к Папе и пожать ему руку. Но он был такой уставший, что ни один из священников не решился на это ни до ни после короткой литургии. Мы только громко аплодировали, а он остановился, сделал движение, словно хотел помахать рукой и приподнял с трудом голову, как бы желая на нас взглянуть. Но не махал и не глядел… он был где-то очень далеко – уже тогда испытывал свою „добровольную агонию”… в соединении с агонией местных ссыльных. Он явно тогда приехал их навестить, а аплодирующая, хоть смущённая толпа сановников была ему, по всей вероятности, безразлична. Вновь мне не удалось приблизиться к Папе и пожать ему руку. Я не смел, хоть достаточно было сделать несколько шагов.
 

Четвёртый волхв.

Но тут я вспомнил предание о четвёртом волхве, человеке, который шёл за вифлеемской звездой и творил на своём пути добро, так как думал, что иначе не сможет с чистой совестью предстать перед Христом. Но встретились они лишь спустя 33 года, у подножья Голгофы. У четвёртого волхва разбилось сердце, когда он увидел умирающего Иисуса. Это был его дар. А я… с чем поеду к Папе? Да и поеду ли когда-нибудь, чтобы пожать ему руку… Успею ли? Имею ли право соваться хотя бы на похороны?
И я уже точно знаю, что не поеду. Опять буду, как первоклассник из бродницкого лицея смотреть с двадцатой ступеньки вниз, на излучающее свет окно. Опять буду с недоверием спрашивать: „Правда это или шутка?” и, наверное, опять пойду к исповеди, а может быть даже помолюсь всеми 20 тайнами Розария. Особенно теми, которые он передал нам словно в завещании.

Эпилог.

В год юбилея сёстры старовейские решили послать на миссионерскую работу 20 монахинь. 6 из них приехали в Сибирь. Замечательная идея! Она всё не даёт мне покоя и я хочу её распространять.
Думаю, что идея сестёр старовейских – лучший способ выразить благодарность Папе Римскому за его служение. Если бы каждая из 70 мужских конгрегаций, каждая из 200 женских и каждая из 40 епархий поступили точно так же, сегодня мы бы имели 8600 миссионеров. Но это и так было бы намного меньше, чем посылает Испания или Италия… а так плетёмся в хвосте со своими 2000.
Я отдаю себе отчёт, что это письмо будет чем-то вроде красной тряпки для быка или палки в муравейнике! Такие воззвания должны исходить от кардиналов и других сановников. Но меня радует, что кто-то читает эти статьи и эта идея, быть может, дойдёт до умов и сердец церковных и монашеских властей. Быть может, посыплются, как из рога изобилия, миссионеры из польских конгрегаций и епархий. А может, в атаку с чётками в руках пойдут, наконец, и миряне? Папа Римский для поляков является настоящей вифлеемской звездой, а миссионеры прекраснейшим даром, который мы можем ему преподнести.
Я сыплю соль на рану накануне похорон Святейшего Отца, затем, чтобы уже сегодня подумать, какой дар приготовить, кроме страдающего сердца.
Не подражая Папе в его миссионерском рвении, мы будем выглядеть на этих похоронах как люди, проливающие крокодильи слёзы, что будет проявлением лицемерия.
 
 
о. Ярослав Вишневский
Донбасс – Украина – 15 октября 2003.