Убить Польшу...

Многие спрашивают, что я делаю после выдворения из России. Конечно, мечтаю вернуться туда и охотно приму каждое приглашение... ведь миссионерская работа это призвание в призвании, а даже так сказать, наркотик. Миссионерство наша единственная империя, обещанная сестре Фаустине... мы должны нести „искру веры”, чтобы зажечь ею весь мир. И я уже знаю, что здесь не надо героизма, но это связано с адреналином, которого за рубежом, среди приключений всегда много. А пока что помогаю в приходе в Чорной, по совету доброжелателей отдыхаю, собираюсь и силами и пишу, но не дневник, а что-то вроде тургеневских „Записок охотника”. Перед вами очередная статья об о. Ежи Попелушко и его страдающей, но все-таки примерной, стойкой матери.

1. Реколлекционная поездка

Стоят великопостные весенние деньки. В Марианово были реколлекции – настоятель рискнул и позволил мне в течение 3 дней делиться тем, что мне довелось испытать в России. А на второй день реколлекций после обеда я отправился, на экскурсию и через полчаса уже был в Окопах... так и хочется добавить „Окопы Святой Троицы”, как у Красинского ... но это просто село, в котором живет семья Попелушко. Живут они так просто и бедно, что для священника работающего по соседству не требуется ни пропуска, ни приглашения, ни изысканно вежливых телефонных звонков. Мне предлагают кофе в комнате, где ночевал Ежи, навещая родителей и где до сих пор среди множества других вещей, связанных с трагической памятью о жизни и гибели этого священника, стоит засушенный букет с его первой мессы.

Я не знаю, что меня так тянет сюда, но это непонятное и сильное чувство. Да, мне бывает неловко, но приезжаю сюда снова и снова. Хочу знать как можно больше об этой забытой истории. Меня терзает множество вопросов – почему? зачем и как? Ведь в действительности ничего не изменилось. Похоже, что над этой смертью жестоко посмеялись... нами управляют те же люди, что и раньше. И рабочих и крестьян нет в правительстве никого, кто мог бы приободрить их и реально защищать. У них даже нет теперь своего капеллана!

И вот я опять вызываю в памяти тогдашние события.

2. Белостокские мученики

Я вспомнил убийство на Дойлидах и полные слез глаза родителей о. Суховольца. Человека, который сам „пылал и зажигал других” прекрасными богослужениями „за родину”. Вспомнил и саркастический комментарий... „испекли его да не съели”... я нашел книгу об этом... и взял с собой на другие реколлекции. Реколлекции в Чорной Бялостоцкой для детей из Метанои, которые еще несовершеннолетние, а уже взрослые из-за наркотиков, спиртных напитков и секса. Я хотел им рассказать эту историю на реколлекциях. Вселить в их сердца надежду рассказом о хороших священниках, имевших идеалы. Веривших в существование истины, справедливости и за эти идеалы пожертвовавших жизнью. Может это глупо, но я мечтал о том, чтобы на этих реколлекциях дети посмотрели фильм Агнешки Холланд.

Еще в семинарии я посмотрел этот фильм с чувством благодарности за то, что режиссер запечатлела на пленке кристальную личность капеллана Солидарности... и был уверен, что теперь-то уж точно эта история не будет забыта.

3. Первые впечатления

И вот я вернулся в Польшу. Многие меня утешают, что дополню свои знания о родине и что меня это порадует. Да! Я так и делаю, но с невольным страхом замечаю, что этого фильма не могу еще раз посмотреть, потому что его просто-напросто нет в прокате, а те знакомые, у которых он был... уже давно его стерли. Для меня это симптом. Спустя столько лет проведенных за границей я замечаю, что и в самом деле... та де Польша, те же улицы, люди и города. Но все же какие-то другие... подавленные. Без идеалов и иллюзий. Трудно нас расшевелить. Может только Святой Отец в состоянии это сделать, но и его визиты слишком непродолжительны.

4. Юные актеры

Во время реколлекций мои подопечные сделали сюрприз. Не было фильма, но зато молодежь подготовила представление – мистерия в рапсодическом стиле. Две энергичные воспитательницы Ева и Беата принялись за дело с воодушевлением! Слово, движение, свет – никаких костюмов или декораций. Только атмосфера. Несколько коротких сценок, словно мазков кистью. Мария в монологе отчаяния, жалуется, что мучают сына, сцена в Герфсимонском саду, отчаяние Иуды, удивление Пилата и интригующее заключение... сегодня пожалели бы гвоздей и не распяли бы Тебя... убили бы клеветой или заговором молчания... или высылкой на несправедливую войну!

Распятие растянутое во времени на тысячелетия!!!

5. Обновленная память

Мне кажется, что сегодня память об о. Ежи теряется... может быть, ошибаюсь, но если не дай Бог... я прав, то это симптом. Симптом прямо из представления и то же завершение.

Я познакомился с мамой. Ежи в Окопах 12 лет тому назад, будучи викарием долистовского прихода, находящегося по соседству с Суховолей. Удивило меня и заинтересовало то, сколько энергии таилось в этой простой ив то же время исполненной чувства собственного достоинства женщине. Она была разговорчивой, чуть ли не болтливой. И мне и другим случайным гостям охотно рассказывала разные подробности из детства или мученичества сына. Она не хотела молчать, она почти кричала, пытаясь выбросить из себя эту обиду, эту боль. А вот муж был молчаливый и задумчивый как философ. Он излучал другого рода благородство и доброту сломленного страданием отца.

Теперь я начинаю это лучше понимать. Два раза побывал в ее доме еще до реколлекций в Марианово. Постарела, но выглядит все также достойно! Недавно овдовела, а у младшего сына как раз умерла жена. Муж старик, но невестке было всего 37 лет... оставила трое детей на воспитании старушки и перегруженного работой отца. Много слез в них накопилось... но где-то внутри. Они их не афишируют. Станислав принял должность сельского старосты и как умеет, борется с проблемами всего деревенского коллектива. Это немного другая борьба, чем та, которую вел брат, но тоже мучительная и важная. Если бы Ежи увидел, как сегодня помыкают крестьянами... Крестный путь – заговор молчания.

Мама о. Попелушко, которой я помешал в домашних занятиях, как раз выходила из погреба, с трудом неся картошку на обед для сирот. Убедительно рассказывала мне, как теперь тяжело вырастить корову и как трудно ее продать. Вхождение в Союз и блокады знает по личному опыту и решительно высказывает свое мнение: „Обижают нас! Некому за нас постоять!”

6. Пенелопа из Окопов

Женщина с разбитым сердцем, которой уже не на что надеяться, а ведь не сдается, ждет – может в Польше будет лучше.

Может кто-нибудь думает, что маме героя живется лучше, чем другим полькам, что ни в чем не нуждается и окружена почестями? А ведь ей часто даже нечем растопить печку, а на руки я долго смотрел с удивлением, пытаясь согреть твердые, натруженные, больные пальцы... я оставил ей лекарство бонифратров, которое случайно прихватил с собой. Надеюсь, что поможет. Конечно, мама о. Ежи путешествует по свету и принимает участие в праздничных мероприятиях в Польше и за рубежом. Поездки непродолжительны, а работа дома ждет, и внуки без опеки оставаться не могут. Из этих поездок привозит книги, кассеты и другие вещи, но это в хозяйстве не пригодится и все равно приходится перебиваться.

Радуют ее визиты епископов, которые заходят на минутку (как Ежи когда-то) по пути в Студеничную... Пожалуй, это для нее величайшая честь и счастье. Можно и дать больше?

7. Хозяйство семьи Попелушко

Обычное, каких много в польских сёлах, нельзя даже сказать, что средне зажиточное. Небольшой кирпичный дом, на первый взгляд точно такой же, как тот, в котором родилась с. Фаустина (в Синицах). Эта Мать Полька несет свой крест пренебрежения и забвения, несет его и сегодня и хоть старше с. Фаустины, такая порой похожая... В фильме Агнешки Холланд есть один характерный эпизод. Молодому капеллану Солидарности предлагают учебу в Риме и отдых. Не принял. Не хотел почестей и удобств, а ведь в Италии ему было бы лучше, и мог стать монсеньором. Вот и его мама точно также... человек чести! Она достойна дворцов, памятников и благодарности миллионов за воспитание мученика и героя. И заслуживает более талантливого пера, чем мое – ну что я могу знать?! И все-таки перебивается с гроша на копейку в Окопах.

В Окопах Святой Троицы... опять хотелось бы добавить.

8. Из „Дневника” Фаустины

Воспользуюсь другим сравнением, чтобы описать увиденное мною в Окопах. Сестра Фаустина в своем дневнике пишет, как тяжело ей носить кастрюли в кухне, кажется в Белой под Плоцком, и что делает это с любовью, но чувствует себя очень одиноко. И вдруг на дне кастрюли с картошкой... розы и чудесный запах. Необыкновенная награда. Для секретарши Иисуса, Фаустины.

Дорогая мать мученика, не сердись за эти визиты, я горжусь, что знаю тебя так долго и такую, какая ты на самом деле „пресная”, но мать всех священников! Которых столько раз распинают тайно – уже не гвоздями, а клеветой, заговором молчания. Ты мать земледельцев, обманутых, стоящих на блокадах, которым некому помочь, потому что нам не хватает мужества Твоего сына. Мать рабочих, выкинутых на улицу, для которых тоже не нашлось доброго слова. Ты мать забытого всеми героя, о котором внезапно перестали упоминать ради „душевного спокойствия”; „политической корректности”, героя, фильмы о котором пылятся теперь на верхних полках. Такой, человек теперь невыгодный, слишком старосветский, насыщенный политическим содержанием. Таких идеалистов и сегодня посылают учиться за рубеж – лишь бы молчали, не пытались плыть против течения.

Зачем дергаться, и так присоединимся к безбожному Союзу. Итак, блокады потерпят поражение, а перед вроцлавскими медсестрами и рабочими из Ожарова никто не извинится. И так наши поедут на несправедливую войну, а потом все вместе, как сто лет тому назад, в поисках заработка будем скитаться по миру в лаптях, благо, паспорта наконец-то есть! И так наша полония на Востоке не задержит выдворяемых священников, сил не хватит, а патриоты на Родине стары, запуганы или ленивы. Вот такую беспомощную Польшу я увидел спустя 10 лет и таково село Окопы.

9. Посвящение маме о. Попелушко

Я парафразировал для Вас историю о с. Фаустине и мистерию Господа Иисуса, а также известный Вам фильм „Убить ксендза”. Сегодня мне кажется, что после этого убийства, его инициаторы почувствовали себя до того безнаказанными, что уже не только ксендза, но и всю Польшу хотят убить, замучить. Посвящаю Вам эти „книжные вдохновения” и верю, что Господь даст и опять свидимся, и в награду за свою судьбу мои подопечные покажут Вам это замечательное представление, плод упорных репетиций, но и слез этой молодежи, для которой в Польше взрослые не нашли других развлечений, кроме наркотиков, алкоголя и секса. А пока что у меня для Вас только розы, да и то не настоящие, а со страниц дневника Фаустины, потому что я теперь вижу, как вы на нее похожи „принцессы”, которые вынимают мак из золы или варят картошку для монастыря, для сирот. „Пиета”... слезы матери, которых никто не осушит.